Две поездки в Тамбов. Любовь Куркина.Воспоминания

Первый раз я Москву увидела летом. Перед отъездом из Ленинграда мама сшила мне у портнихи – мамы Валерки Смирнова платье, широкое как у Гурченко из «Карнавальной ночи». Папа и я проездом остановились в Москве в 1960 году.

В столицу мы приехали ночью. Когда мы от Таганской площади приехали на Институтскую улицу, было очень темно. Ночи московские темные и теплые. Парни и девушки гуляли. Дома, казались, утопали в зелени. Но найти тети Катин дом было очень трудно, многие помогали найти, было потрачено много времени, но безрезультатно. Тогда одна пара привела нас домой к коменданту этого городка. Комендант – женщина сразу нас привела к нужному дому. Когда папа постучал в дверь маленького деревянного дома, то мы услышали: «Кто?». Папа ответил: «Я», в ответ: «Вася!». Тетя Катя радостно открыла нам дверь, узнала голос брата.
Дядя Филипп повез нас на следующий день в центр, на Красную площадь. Побывали в мавзолее, в ГУМе, в Кремле. Дядя Филипп подарил мне красивый шелковый платочек с видом храма Василия Блаженного. Дядя Филипп возил нас на птичий рынок, который я увидела впервые. Муж тети Кати делал клетки для птиц и продавал их на птичьем рынке. Тетя Катя работала в буфете…, подарила нам шкалики.

В Селе Русское, куда мы приехали жил мой дедушка Иван Осипович вместе с папиным братом Петром и его сыновьями Иваном и Павлом, их женами и детьми.
Климат на Тамбовщине разительно отличался от нашего. Я привыкла, что в Калининской области кругом зеленая трава, даже в жаркое лето. А в селе Русском выжженная трава. Папа помогал поливать огурцы и тыкву. Огород был, а вот усадьбы не было, так как семья деда не вступала в колхоз. Двоюродные братья ездили на заработки, на лесозаготовки. Жены Катерина и Настя сидели дома, вели хозяйство, смотрели за детьми, лузгали семечки и очень хорошо вязали.
У деда Ивана в одной из комнат на столе лежала библия. Я, пионерка, не верила в Бога и в школе входила в химический кружок. На Пасху мы показывали, как попы «дурят» прихожан и из ничего появлялась змея.

Библия деда Ивана – это очень толстая книга, красочная, буквы там были дореволюционные, такие же, как и в журнале «Нива», который я впервые увидела на даче в Горелово у маминой крестной Евдокии Ивановны Ветошниковой.
Мне было всё непривычно у папы на родине. Называли бабушку «старая» и дети маленькие бегали голышом и валялись в песке, потому что было тепло. Дед Иван был очень верующим человеком. Церкви в селе не было, в ней был оборудован клуб в 1940 году. Дедушка ходил на реку Кукановку, и там со старушками читал молитвы. Очки у него были с линзами, и папа говорил, что дед делал операцию в Тамбове на глаза в 1930-е годы.
В клубе, бывшей церкви шли фильмы, и когда демонстрировали фильм «Идиот», то папа не хотел меня отпускать в клуб, но я упросила его и посмотрела фильм. Картина, конечно, произвела на меня неизгладимое впечатление. Играл в кинофильме князя Мышкина Юрий Яковлев.

Папа познакомил меня с сестрой Машей (у неё были две дочери Мария и Шура). Марии было 18 лет, она кажется, была депутатом. Родственник тети Маши – свекор работал в колхозном саду, где росли вишни. Таких ягод я не видела больше нигде. Я наклоняла ветви и ела, ела, ела… Я думала, что больше никогда не буду есть вишню. В саду я познакомилась с парнишкой – цыганом, он сидел на лошади верхом, помогал сторожу. Один раз я видела в долине цыганскую свадьбу, цыгане приехали со всех мест. Цыган в наше время боялись. А на Тамбовщине они жили более свободно. В Калининской области, когда они появлялись, то закрывались окна, двери, животных загоняли в хлев, боялись, что цыгане уведут скотину или что-нибудь своруют. А у папы на родине к ним относились спокойно. Папа привел меня как-то в село Мамонтово на реку Цну. Там жила его крестная. Как её звали, я не помню. Сын её патрулировал на лодке. Рыбу ловили и ребятишки, и пожилые женщины. Они протягивали сеть на всю ширину реки, где было неглубоко и шли по воде, ловя рыбу.

Крёстная угощала нас грибами, которые жили в бочке: белые грузди и другие грибы. Солила она их сырыми. Я не привыкла в Калининской к грибам, никогда их не собирала. А ещё там, наверное, впервые попробовала бражку.
В гостях мы были в селе Мамонтово у сестер моей бабушки Агафьи Ивановны, они угощали нас жареной нежной свежей рыбой (щучки, окушки). Пробыли мы в Мамонтово недолго, день, или два, и пошли опять к деду Ивану. Шли вечером, ночи темные, и идти было страшно, шли мимо погоста.

Однажды папа собрался в Русском на рыбалку, я тоже захотела с ним пойти. Но утром я почувствовала себя неважно и не пошла с ним. Он рассердился на меня, обиделся: «У тебя семь пятниц на неделе» и ушел на рыбалку один. Прошло немного времени, мне стало лучше, стало жаль отца, я взяла велосипед, на раму посадила Настину дочку, а на багажник Колю и мы поехали на Цну. Запах на реке был дурманящим, от цветов, от травы и дубов. И, конечно, не нашли папу и вернулись домой. По дороге ехали через поле кукурузы. Она была выше человеческого роста. После поездки Хрущева в Америку везде стали сеять кукурузу. В Калининской – Нечерноземье, она вырастала очень маленькой с 50 сантиметров. На Тамбовщине она прижилась. Но похоже, ненадолго. Когда сняли Хрущева перестали сажать её и в Тамбовской.

Один раз папа повел меня к брату дяди Васи Куркина. Шли через поле бахчи. Дорога была длинной, около пяти километров. Впечатление осталось только от бахчи с арбузами.

Там я получила письмо из Чудинково от тети Груши, куда уехала мама с Сережей. Тетя Груша написала, что мама научилась кататься на велосипеде и ездит в Сукромны. Папе я сказала об этом, и он стал тоже пытаться научиться кататься на велосипеде. Но всё было безуспешно. Он садился на велосипед, я пыталась его направлять, но он заваливался в кукурузу и падал. Когда мы вернулись в Ленинград, я сказала маме: «Какая ты молодец, что научилась кататься на велосипеде». Мама в ответ: «Это опять Груша пошутила».

Когда во второй раз поехали в Моршанск, то с нами поехал и брат Сережа. Сережа был на три года меня младше. Тетя Груша (его крестная) купила фотоаппарат, и Сережа хорошо фотографировал. Мы дома печатали фотографии. Этот процесс нам нравился. Сережа был высокого роста, светловолосый. В селе Русском мы фотографировались дедушкой, папой и Колей. Однажды у дедушки Ивана была как по кинофильмам – рубашка, подпоясанная кушаком и брюки галифе. Так ходили ещё в 1930-х годах.

Мы побывали у тети Маши, папиной сестры. Но в огород она нас не повела, а вот бабушка Агафья пригласила в огород и разрешила с большой вишни рвать ягоды. Мы смеялись, бегали на реку Кукановка, поливали друг друга водой из ведра. Было так здорово. Жизнь казалось прекрасной…